Житие Ильича. К 150-летию основателя общества чистых тарелок

Житие Ильича. К 150-летию Владимира Ульянова-Ленина

«Религия — опиум народа», — говорили они. И свергли старого Бога. «Евангелия ваши — сказки для бедных», — говорили они. И запретили Евангелия. Но свято место пусто не бывает. Свой бог и свои священные книги нужны даже советскому человеку. Нет, не «даже», а в первую очередь, иначе, где найти силы и стойкость, чтобы добраться до призрачного светлого будущего. И бог нашелся — выдумывать не пришлось. На него, невысокого, чуть раскосого и картавого, с ранней алопецией, сдвинувшего без рычага ось прежнего мироустройства, молились разноязыкие миллиарды. Житиям его несть числа. «Евангелисты» советского времени — от Марии Полежаевой, Бонч-Бруевича и Мариэтты Шагинян до авторского коллектива знаменитой многотомной биохроники — трудились, не покладая рук. А потом колесо истории совершило новый поворот. И свергнут был этот новоиспеченный бог. И забыты оказались откровения его «апостолов». Только календарь все помнит: 22 апреля 1870-го года в Симбирске родился Владимир Ульянов, будущий Ленин.

Дворянский сын

Сразу договоримся: о политике ни слова! Лучше обратимся к неброским, на первый взгляд, частным подробностям и деталям, которые, впрочем, говорят, как правило, куда больше громких программных речей. Начнем с начала — с папы и мамы. Их образы во всех канонических ленинских жизнеописаниях, пожалуй, самые достоверные. Илья Николаевич Ульянов — настоящий self-made. Сын портного, он получил не только высшее математическое образование, но со временем еще и чин действительного статского советника, орден Владимира 3-й степени и потомственное дворянство. И не за красивые глаза, естественно. Став директором народных училищ Симбирской губернии, Илья Николаевич приобрел весьма беспокойное хозяйство. Для многих местных «цифиркиных» и «кутейкиных» розги и бездумная зубрежка по-прежнему оставались вернейшей образовательной методой. А потому Ульянову-старшему приходилось буквально жить в дороге, чтобы постоянно напоминать о своих прогрессивных педагогических взглядах (особенно на просвещение нацменьшинств, за которые он по-настоящему болел) во всех четырехстах тридцати вверенных его попечению школах. Помимо разреза глаз, Владимир унаследовал от отца аналитический склад ума, какую-то нечеловеческую работоспособность, интерес к малым народам и любовь к шахматам. Проживи Илья Николаевич чуть дольше, возможно, жизнь его среднего сына сложилась бы иначе, но болезнь унесла действительного статского советника, когда Владимир только-только входил в непростой переходный возраст.

Отец, Илья Николаевич Ульянов, был инспектором народных училищ. Он вышел из бедной мещанской семьи, обучался на медные гроши. Это был человек закаленный, очень способный. Он отдал всю свою жизнь делу народного просвещения. Мать Ленина была дочерью врача. Она хорошо знала иностранные языки, музыку, много читала. Была внимательна и чутка к людям и отличалась большой волей. П.М. Керженцев «Жизнь Ленина», Партиздат, 1934

От матери же, Марии Александровны Бланк, Владимир взял лингвистические и недюжинные организаторские способности — шутка ли, управлять домом (точнее, домами — Ульяновы часто переезжали) и шестью детьми, и это при вечной нехватке денег. Задача в чем-то сопоставимая с организацией сети подпольных ячеек и требующая не меньшей ловкости и умения просчитывать свои шаги наперед, чем издание и распространение подрывной газеты «Искра». Мария Александровна вышла замуж довольно поздно, в 28 лет. До этого жила в имении своего отца, врача и помещика (да-да, и крепостные до 1861-го года у Александра Бланка имелись). Она получила хорошее домашнее образование, много читала, прекрасно музицировала, знала несколько иностранных языков и даже экстерном сдала экзамены «на гувернантку». Ленин Марию Александровну обожал. Она была для него «святой» и «дорогой мамочкой». Еще бы не «святой»! Мать пятерых революционеров, значительную часть своей зрелой жизни Мария Александровна посвятила походам по «высоким кабинетам» с клятвенными заверениями, что ее дети-бунтари на деле — чудные мальчики-девочки и «больше так не будут». Как правило, это работало и смягчало участь. Только старшего, Александра, спасти не удалось: в 1887-м году он был казнен за участие в подготовке покушения на царя. Смерть любимого старшего брата станет для Владимира настоящей точкой невозврата. И через двадцать лет он отомстит за него, отдав приказ о расстреле царской семьи и ее приближенных.

Задирчив и заносчив

Тот, кто советским школьником читал детские «жития» Ленина, пребывал в уверенности, что юный Ильич был не иначе как маленьким златокудрым херувимом — бойким, но при этом безукоризненно послушным вундеркиндом, который, если и оступался по неопытности, то после всегда о том горько сожалел. Интеллектуально он был и в самом деле выше любого из своих однокашников. Недаром его называли «ходячей энциклопедией». Казалось бы, не существовало вопросов — будь то из древнегреческого или астрономии — ответов, на которые Владимир не знал. Стоило появиться в классе, его сразу окружали, мол, дай списать. Не отказывал, давал, понимая, что от него не убудет. Со всеми поддерживал ровные отношения, однако близкими друзьями так и не обзавелся. Директор Симбирской гимназии Федор Керенский (отец того самого Александра Керенского, которого осенью 1917-го Ленин выкурит из большой политической игры) отметил в характеристике, что Ульянов «замкнут» и «необщителен». При этом известно, что с юных лет Ильич был остер на язык, а войдя в переходный возраст стал «задирчив» и «заносчив», не упускал случая высмеять собеседника, на любое, даже самое невинное замечание в свой адрес реагировал «резко и зло». С годами он достиг в этом абсолютного совершенства.

…Ульянов во всех классах был первым учеником и при окончании курса награжден золотой медалью, как самый достойнейший по успехам, развитию и поведению. …я не мог не заметить в нем излишней замкнутости и чуждаемости от общения даже с знакомыми людьми, а вне гимназии и с товарищами, которые были красою школ, и вообще нелюдимости. Из характеристики, написанной директором Симбирской гимназии Ф. Керенским

Отчисленный с юридического факультета Казанского университета после участия в студенческой «сходке», окончившейся избиением инспектора Потапова, топавшего ногами и требовавшего, чтобы «негодяи» разошлись, Ульянов через какое-то время оказался в Самаре. Благодаря хлопотам и связям матери, он смог, пусть и заочно, окончить Петербургский университет. Практическую же юриспруденцию постигал под началом присяжного поверенного Хардина, который с удовольствием играл с ним в шахматы и поручал защиту «особо опасных преступников» — мелких воришек и пьяных драчунов. Этот опыт потом пригодится в Шушенском, где нелегально Ульянов будет помогать местным крестьянам обходить острые углы правовой казуистики. Знавшие Ильича по Самаре коллеги-марксисты вспоминали, что в заседаниях подпольного кружка он участвовал... лежа. Придя, укладывался на хозяйскую кровать и оттуда выкрикивал оскорбления и колкости в адрес оппонентов. Позже, в Петербурге, он прославится своими едкостями по отношению к тем, кто, по его мнению, ложно трактовал учение великого Карла: «Что отсюда следует, кроме того, что есть люди, которым доставляет удовольствие говорить вздор?»; «Может быть, впрочем, он самостоятельно додумался до этого перевирания Маркса?»; «Для грудных детей, что ли, рассказываете это Вы?». И вот это коронное: «только подлецы и идиоты могут говорить, что...».

Многих такая манера вести дискуссию пугала, а вот девушкам нравилась, была в ней какая-то многообещающая острота, непристойная терпкость. Но, увы, это, по всей видимости, было единственное оружие его «галантного арсенала». Танцевал Ильич из рук вон плохо (а танцевать иногда приходилось, потому что заседания частенько маскировали под танцевальные вечера) и все норовил отдавить партнерше ноги. На велосипеде катался отлично, но этим девушку не прельстить. Потому, наверное, «донжуанский список» молодого Ульянова столь скуден: кроме пары неочевидных имен да будущей жены Надежды Крупской, в нем значатся лишь политэкономия да революционная борьба.

«Порт приписки»

Дочь кадрового офицера Надежда Крупская была на год старше своего будущего мужа. Окончила гимназию с золотой медалью. Училась на женских Бестужевских курсах. Увлеклась идеями марксизма и преподавала в школе для рабочих. За невестой Владимир Ильич ухаживал своеобразно: учил уходить от слежки через сеть запутанных петербургских дворов-колодцев. А потом назначал ей свидания под тюремными стенами, указывая, где встать, чтобы ему было видно ее из окна камеры. Премудрости эти Надежда Константиновна схватывала на лету — идеальная партия для профессионального революционера. Соратник Ленина Глеб Кржижановский писал: «Владимир Ильич мог найти красивее женщину, но умнее, чем Надежда Константиновна, преданнее делу, чем она, у нас не было». Между тем, в юности она была достаточно хорошенькой. Миловидность съела болезнь щитовидки да нервная работа.

Владимир Ильич мог найти красивее женщину, вот и моя Зина была красивая, но умнее, чем Надежда Константиновна, преданнее делу, чем она, у нас не было… Из воспоминаний Глеба Кржижановского

Они обвенчались в Петропавловской церкви Шушенского. Обручальные кольца из медных пятаков им выковал сосед, финн Оскар Эрнберг, рабочий-путиловец, сосланный в Сибирь за то, что ударил жандарма во время демонстрации. Хозяйство молодых вела мать Надежды Константиновны Елизавета Васильевна, приехавшая в ссылку вслед за дочерью. Ленин тещу по-настоящему ценил: домоводство не было Наденькиным «коньком». Зато позже, в эмиграции, Крупская показала себя блестящим администратором, взяв на себя, в частности, сложносоставную бухгалтерию и детективную логистику «Искры». Лучшего партнера «по бизнесу» Ленину было не найти. И поэтому, когда пришла настоящая страсть (если, конечно, чувства к француженке Инессе Арманд действительно имели место, кто их, конспираторов, разберет), он сумел сдержаться и не покинуть «порт приписки». Но надо отдать должное и Крупской: она закрыла глаза на нездоровое (или, напротив, более чем здоровое) увлечение мужа красавицей француженкой, а после смерти соперницы не без сочувствия писала, что Ленин буквально почернел от горя и скорби. Мало того, после похорон Арманд она забрала ее пятерых детей на воспитание, и когда Ленина не стало, они оказались для нее самыми близкими и родными людьми. Но и это еще не все: категорически возражая против создания мавзолея, Надежда Константиновна настаивала, чтобы Владимира Ильича похоронили рядом с Инессой у Кремлевской стены.

Еще одна максима, которую можно было вынести из советских «евангелий» вождя, сводилась к тому, что Ленин страстно любил детей. Каждый советский ребенок мог смело считать себя «внуком Ильича». И хотя своего потомства у них не было, супруги радостно возились с чужими отпрысками. В Шушенском у них дневал и ночевал четырехлетний сын соседей-немцев. Владимир Ильич подарил ему деревянную лошадку. Надежда Константиновна учила грамоте. Когда мальчик умер от менингита, они сильно горевали. Друзья с легким сердцем оставляли Ильича «бэйби-ситтером», зная, что по возращении найдут дом разгромленным, но детей — абсолютно счастливыми. Лучшего товарища по догонялкам, боксу и комнатному футболу было не сыскать. А Надежда Константиновна, «мать советской педагогики», нашла утешение в заботе о детях «вообще» и, наверное, это даже не повод для иронии.

Читайте также: