Ирина Маковеева: «Сущность проявляется, в первую очередь, в движении животного»

Ирина Маковеева — одна из ведущих в России художниц-анималистов, член Союза художников России, лауреат множества наград и премий. Последнюю награду Ирина Петровна получила в номинации «Лучшие иллюстрации к художественной литературе» премии «Образ книги» за иллюстрации к новому изданию «Бемби» от редакции «Малыш».

Мы поговорили с Ириной о том, в чем заключается особенность работы художников-анималистов, какими принципами она руководствуется в своем творчестве и о том, как создавался новый «Бемби».

Ирина Петровна, расскажите, как вы решили стать художником-анималистом? Был ли у вас такой план изначально?

— Когда я училась в Московском педагогическом институте, у меня был замечательный учитель, и он водил нас на практику в Зоопарк. Тогда он что-то во мне разглядел и сказал: давай-ка, ходи в Зоопарк каждую неделю. К моему счастью, я его послушалась и действительно стала часто ходить практиковаться, рисовать животных и растения. Преподаватель и впредь меня настойчиво уговаривал не бросать этот жанр, и в итоге я осталась в этой специальности. И так любимая практика перешла в профессию.

Как формируется личный стиль художника-анималиста?

— Начнем с того, что художник-анималист — это обычный художник, просто тот, который еще умеет рисовать животных. За нами стоит русская классическая школа анималистики и замечательные предшественники. И мы легко следуем традициям и стараемся их развивать и обогащать. Ведь откуда берется стиль? От личности художника: как он дышит, слышит, видит — так он и рисует. Конечно, молодые художники пытаются заимствовать стили у старших товарищей, но это и необходимо в процессе обучения. А там уже жизнь покажет: будет у тебя свой стиль или нет.

Иллюстрации из книги «Бемби». Издательство «Малыш»

А что лежит в основе русской классической школы анималистики?

— Самое главное — это, конечно, работа с натурой. На этом построена вся классическая школа русского искусства. Потому что натура восхищает нас больше всего. Ведь мы, художники, все визуалы. Наука наукой, но пока мы не увидим глазами, мы просто не сможем постигнуть, почувствовать.

И здесь самое главное — строгость по отношению к натуре: не очеловечивать модель, что сейчас происходит сплошь да рядом. Многие пытаются придать какую-то сентиментальную окраску животным, а зачем придумывать? Природа — главный творец, она уже все за нас сделала, а нам остается просто следовать ей. Хочется честного рисования, чтобы каждое создание пребывало в своей сущности — волк так волк, олень так олень.

А в чем заключается эта сущность животного, о которой вы говорите?

— Сущность проявляется, в первую очередь, в движении животного. Как мы можем определить характер? Вот котик лежит, спит — непонятно, какой он. Но как только он начинает двигаться и становятся видны его повадки, моментально проявляется и характер. Это самая трудная и достойная задача — научиться изображать в движении.

В какой момент вы стали заниматься книгой?

— На самом деле, совсем недавно. Меня всегда тянуло к книге, но после института я понимала, что образования у меня не хватает, и я еще долго доучивалась, набирала опыт, поднимала свой уровень. Долгое время я сотрудничала с журналом «Охота и охотничье хозяйство»: оформляла литературные страницы, где они публиковали рассказы и отрывки из повестей и романов.

А потом, набравшись приличного опыта, я взялась за книгу. Если бы я сделала это в молодости, это было бы фиаско. Ведь это очень многомерный и тяжелый труд, хотя, безусловно, счастливый и любимый.

Я занимаюсь книгами уже пять лет. Началось с моей любимой авторской книги, сделанной после моего путешествия по Индокитаю, — «Земля слонов». Художники-путешественники в этих экспедициях делают много такой мелкой, ежечасной работы. Наброски, наблюдения, подписи, какие-то примечания. И вот из этих альбомов складывается память художника. Что-то забыли — всегда можем посмотреть в скетчбуке. И вот мне захотелось поделиться своими впечатлениями, путевыми рисунками, и я опубликовала свою книгу.

Потом поступило предложение от редакции «Малыш» издательства «АСТ» сделать «Бемби». Хотя я к тому моменту уже проиллюстрировала несколько книг, этапной вещью стал, безусловно, «Бемби».

«Бемби» считается детской книгой. Повлиял ли этот факт на то, как вы работали с иллюстрациями?

— Я не могу сказать, что это детская книга. Это просто книга про жизнь. В книге показывается, что жизнь состоит из потерь и расставаний, и как все это проживается. Утраты, встречи с непонятным живущим рядом злом — человеком с ружьем, уход Бемби из жизни. Все это — закон жизни, и все описано правильно и четко, без жестокостей, а просто — как есть.

Как именно делать иллюстрации — тут у меня, конечно, мыслей было много. Ведь «Бемби» только ленивый не иллюстрировал. Но меня очень хорошо направила Наташа Федорова, художественный редактор «Малыша». Она сказала, что хочется отойти от стереотипов Бемби и сделать работу в рамках русской традиции. Тут приходилось давать себе по рукам. Потому что соскользнуть в эту сентиментальность проще простого, и здесь надо себя сдерживать. И второй момент — мне хотелось сделать что-нибудь эдакое, у меня ведь характер в творчестве такой — взрывной... А Наташа говорит: «Ира, у нас идет спокойное повествование, ведь жизнь — хоть там война, хоть трагедия, — но она течет, просто в какие-то моменты ускоряется, в какие-то замедляется, но в общем-то — шаг за шагом». В этом плане надо всегда доверять жизни, что как-то выведет она нас. И я успокоилась и так и стала рисовать — повествовательно.

В рамках работы над иллюстрациями к «Бемби» вы ездили в Германию, консультировались с зоологами... Какие вы ставили перед собой задачи?

— Передо мной стояла задача вернуться к нашему классическому рисованию. Нас учили сперва изучать первоисточники. Поэтому для начала я выяснила, кто такой вообще Бемби? Где он родился? Американский мультфильм сбивает с толку: там и природа американская, и скунс. А ведь олень это европейский. И я решила изобразить его именно таким, какой он есть. Выдумать можно что угодно: не там нарисовать рога, не те копыта. Сейчас очень много делается ошибок, потому что художники не заморачиваются. А мне хотелось, чтобы было ясно и четко, хотя в редакции меня не всегда понимали, считали, что я копаю слишком глубоко. Но мне было важно понимать, что я рисую, и действовать в рамках законов природы. И тут я поняла, что я очень многого про оленей не знаю. Тогда я обратилась к специалистам из Зоологического и Дарвиновского музеев, с которыми я давно дружу. Я узнала так много всего! В нормальной жизни ведь не думаешь много об оленях. Вот, например, у Зальтена природа австрийская, немецкая — там рядышком все. И меня всегда удивляло, какие у немцев аккуратные леса. Как будто с газонокосилкой прошлись. И если сосны, то как телеграфные столбы — очень ровные стволы. Оказалось, что это работа оленей. Они же не только листоеды, но еще и веткоеды — они и следят за тем, чтобы лес был таким аккуратным. Какие там газонокосилки!

Рисуя природу вокруг Бемби, я отталкивалась от реальности, и так мне было намного проще, чем фантазировать. Сейчас есть много детей, которые даже не бывали на природе, и все, что они увидят в книге, они примут за чистую монету. И зачем же дурачить людей? Мне хотелось вернуться к правде, как минимум — соблюдать масштабы. Маленький Бемби — какой он относительно мамы и других животных? Вот взять момент, где Бемби встречает в тумане лосей. Олени, оказавшись рядом с этими гигантами, начинают издавать какие-то звуки, фыркать, тревожиться. Это очень сильное впечатление, которое мне захотелось передать. И если нарисовать лося размером с Бемби, конечно, оно не сработает. Я даже маму не стала изображать на этой иллюстрации, чтобы больше бросался в глаза этот контраст между олененком и огромными лосями.

Иллюстрации к «Бемби» сильно отличаются от других ваших работ. Как вы пришли к этой стилистике?

— Я поняла, что никогда такого не делала, только когда закончила работать над книгой. А в процессе никаких противоречий не возникало. Я, конечно, следила за цветом, и потом уже мы анализировали с коллегами и поняли, что у меня сложилась определенная тональность. За счет бумаги или за счет акварели — не знаю, что-то такое произошло, что тональность получилась такая: нет сильных контрастов, все как-то спокойно, повествовательно. Вот оно, спокойствие жизни, которое разливается в движении, в тональности, в цвете.